Юрист Фонда борьбы с коррупцией Любовь Соболь рассказала ЖВ подробности истории об отравлении московских детей в детсадах и школах, а также объяснила, как и почему административный ресурс работает на стороне компании, которая поставляла питание
В конце 2018 года в соцсетях появилась информация о вспышке дизентерии в московских детских садах и школах. Массовые отравления всячески пытались замолчать, однако родители отравленных детей бились во все инстанции с требованием официального ответа на простой вопрос, как в XXI веке в столице России произошло ЧП такого масштаба? Однако власти не собирались отвечать, тратя все ресурсы на информационную блокаду, используя административный ресурс. В какой-то момент даже поликлиники переставили ставить опасный диагноз, списывая все на ротовирус, чтобы не портить статистику. В январе родители обратились в Фонд борьбы с коррупцией (ФБК) Алексея Навального, и сотрудник фонда Любовь Соболь стала разбираться в ситуации. В результате, государственным ведомствам пришлось признать, что отравление произошло по вине поставщиков питания в образовательные учреждения – ООО «Конкорд», связанное с бизнесменом Евгением Пригожиным, которого называют поваром Путина. Причиной отравления стал творог, завезенный с одного из предприятий Липецкой области. Следственный комитет возбудил уголовное дело по ч. 2 ст. 238 УК РФ (производство, хранение, перевозка либо сбыт товаров и продукции, выполнение работ или оказание услуг, не отвечающих требованиям безопасности, совершенные в отношении товаров, работ или услуг, предназначенных для детей в возрасте до шести лет). В ответ на запрос радиостанции «Эхо-Москвы» Роспотребнадзор признал, что отравление получили 127 человек, в отношении сотрудников предприятия возбудили административные дела, также суд приостановил работу предприятия. В конце февраля родителями отравившихся детей был подан коллективный иск к столичным властям и компании «Конкорд», в котором они требуют 500 тысяч рублей для каждого в качестве возмещения ущерба и морального вреда.
В апреле компания «Московский школьник», также связанная с Евгением Пригожиным и осуществляющая поставки питания в московские школы и детские сады, подала в суд на Фонд борьбы с коррупцией, Алексея Навального и Любовь Соболь. Общая сумма, которую требует «Московский школьник» за якобы недостоверные сведения и ущерб репутации – 1,5 млрд рублей. В исковом заявлении истец отмечает, что «фотографии испорченных продуктов в статье и видеоролике ФБК о поставках питания в московские школы вызывают у аудитории негативные эмоции – отвращение, печаль и злобу, а музыка в ролике – напряжение и тревогу.
В середине апреля стало известно, что рассмотрение коллективного иска о выплате компенсации приостановлено из-за уголовного дела об оказании услуг, не отвечающих требованием безопасности, так как материалы уголовного дела еще не переданы в суд. Так расследование преступления стало инструментом затягивания процесса. Именно поэтому ходатайство о приостановлении было подано компанией «Конкорд» и поддержано департаментом образования и здравоохранения мэрии Москвы.
ЖВ поговорили с Любовь Соболь об отравлении московских детей и о том, как родители, к которым государство повернулось спиной, самостоятельно отстаивают права своих детей. Несмотря на всю мощь административного ресурса, который на них обрушился.
Любовь, родители к вам сами обратились за помощью?
– Некоторые родители сами обратились через пару недель, потому что сначала они лечили детей, им было не до придания публичности этой истории. Они не вылезали из больниц, у них были больные дети на руках. Когда дети немножко пришли в себя, родители начали общаться с садами, пытаться добиться какой-то информации, в первую очередь для лечения. Стало понятно, что первоначально назначенное лечение не работает. Потому что ставили неверные диагнозы, никто не хотел диагностировать шигеллез (дизентерия), писали «кишечная инфекция с неясной этимологией».
То есть врачи понимали, что это, но замалчивали?
– Был и непрофессионализм, но в большинстве случаев – намеренное замалчивание диагнозов. Поэтому назначали антибиотики общего спектра, которые не помогали, и родители видели, что улучшений нет. Пришло понимание, что нужно куда-то писать, родители стали обращаться вплоть до администрации президента, писать заявления в ФСБ, расценивая массовые отравления как теракт против детей. В том числе, написали и в Фонд борьбы с коррупцией. В январе после новогодних праздников я стала собирать информацию, выяснять, что же произошло на самом деле. Сначала было впечатление, что, может быть, родители преувеличивают: у них паника, а это обычный ротовирус, которым массово заболели дети. Потому что трудно было представить, что больше десяти садов одномоментно были отравлены, вплоть до таких серьезных последствий. В результате нашего расследования довольно быстро пришло понимание, что это действительно проблема, причем массовая. Во многих садах одномоментно произошло заражение, одинаковый диагноз с очень серьезными последствиями, ведь многие дети лечатся до сих пор и не могут восстановить свое здоровье полностью.
К вам пришла уже какая-то инициативная группа или приходили разные родители по отдельности?
– Вы же знаете, что изначально все родители состоят в разных интернет-чатах, где обмениваются информацией по всем текущим вопросам. На основе этих чатов родители стали организовываться, выяснять, что же происходит. Когда они не получили адекватного ответа от руководства своих детских садов и школ, которые успокаивали, что «все нормально», «не стоит беспокоиться, просто лечитесь», и появились первые факты, подтверждающие, что это вспышка дизентерии, родители стали консолидироваться. Они собирали информацию по соцсетям и находили новые жертвы. Самую крупную группу в ВК по этой проблеме основала одна из мам, у которой ребенок не пострадал, но она проявила сострадание и стала помогать другим родителям. Она собирала информацию, писала запросы в разные сообщества в социальных сетях: «Родители, откликнитесь, у вас там была вспышка дизентерии или нет». Первоначальную колоссальную работу по сбору информации сделали сами родители. Я включилась в тот момент, когда была полная картина и нужна была помощь в защите прав детей. Причем власти создали информационную блокаду по этой теме, к родителям приезжали журналисты федеральных изданий, они им рассказывали свои истории, а потом материал просто не выходил. Именно так, например, произошло с программой «Человек и закон».
Была ли у них боязнь обращаться к Навальному и ФБК?
– Конечно, часть родителей после тотальной пропаганды настороженно относились к ФБК. Когда я начала делать репортажи, узнавать их истории и тесно контактировать, помогая, в том числе, и юридически, они поняли, что мы – единственные, кто может заняться этой проблемой. До этого они обивали все пороги ведомств, депутатских приемных и СМИ, и не добились хотя бы минимального результата. Везде стоял невидимый блок. Мы им предоставили площадку для высказывания мнения и требований. Изначально, когда я делала репортаж, я дала им возможность рассказать о своих историях, с этого и началось наше взаимодействие. Могу сказать одно, я ни разу не увидела у родителей какой-то негативной реакции в отношении ФБК, какая-то настороженность, возможно и присутствует, но не более того. Однако за месяц мытарств, когда они пытались до всех достучаться, а в ответ им врали или присылали отписки, у родителей появилось недоверие ко всем.
Помимо освещения отравления детей я помогала писать жалобы, обращения, составить коллективный иск. Среди родителей были юристы, но они в это время лечили своих детей, и им было не до этого. А это огромная юридическая работа, у них просто не хватало на это времени и сил, потому что на руках были больные дети.
Были родители, которые не захотели участвовать в этой истории, даже из-за детей?
– Естественно, не все родители организовались и объединились, надо учесть, что все это время на полную мощность работала пропагандистская машина, в том числе, и со стороны воспитателей и директоров школ. Они рассказывали, что это ротовирус, нужно просто вылечиться и приводить детей опять, всячески пытались замять проблему. У некоторых родителей дети пострадали не сильно, это либо малоежки, либо сильный иммунитет. А у кого-то спустя два месяца симптоматика оставалась, и они в больнице долечивались. У меня на руках есть результаты анализов от февраля, которые определили шигеллез, то есть инфекция месяцами была в организме ребенка. Когда мы в январе делали репортаж, у меня на руках было 70 результатов анализов с положительным шигеллезом. Были родители, которые не обращались сразу за результатами анализов в поликлиники, а потом их вообще перестали выдавать на руки, ведь проблему пытались замолчать при помощи административного ресурса.
Между тем, круг потерпевших все расширялся. В некоторых семьях ребенок принес из детского сада шигеллез, и заразился второй ребенок, были случаи, когда и родители потом заражались. В одной семье заболела даже собака.
Точное количество детей, родителей, воспитателей и учителей, которые заболели, не знает никто. Информация была разрознена, ее по крупицам собирали родители, общественные организации. Была проведена колоссальная работа, которая позволила установить более полную картину и однозначно заявить, что это действительно было одномоментное массовое отравление. У меня сейчас есть информация о 17 детских садах, в которых произошли вспышки дизентерии. Возможно, их больше, просто дети заболели в более легкой форме и не присоединялись к инициативным группам. Однако полную информацию власти по-прежнему замалчивают. Например, в детских поликлиниках брали анализы, а результаты не сообщали и не давали родителям на руки. Скорее всего, у мэрии Москвы есть полная картина по заражениям, но ее не раскрывают.
Люди вымотаны эмоционально за эти несколько месяцев. Однако есть несколько десятков родителей, которые до сих пор долечивают своих детей, и они требуют наказания виновных, то есть компаний Пригожина. Евгений Пригожин лично им предлагал деньги, как материальную помощь, по сто тысяч рублей, без всяких расписок об отказе от претензий. То есть это косвенное признание вины.
Очень важная победа, что от заявлений «да вы заплатили массовке на видео, это все фейк» до предложений «давайте мы как-то попробуем потушить этот пожар». Хотя и с оговоркой: «Мы вину свою не признаем и это не компания «Конкорд», а лично Пригожин». Конечно, для него это несущественные суммы в сравнении с суммами, которые он имеет от госконтрактов. Некоторые родители наотрез отказались брать деньги, кто-то взял, поняв, что это никак не отразится на коллективном иске, так как в расписках это названо актом дарения.
На что активные родители готовы в борьбе за права своих детей?
– Родители настроены очень решительно, просто пока не очень понимают, что можно еще сделать и как можно добиться справедливости. Они не политические активисты, которые примерно понимают, как можно воздействовать на власть и отстаивать свои права. Когда я организовывала одиночные пикеты с мамами пострадавших детей у мэрии Москвы, я это делала ровно потому, что мамы хотели выходить на митинг. Мне пришлось им объяснять, что митинг согласуют только на окраине и через 15 дней, а возможно, вообще будет отказ. Они не знали, что такое одиночные пикеты, они не предполагали, что такая форма протеста существует, и что она не требует согласования. Им не приходилось раньше отстаивать свои права, они сейчас открывают для себя новую реальность. Они привыкли доверять государству, которое их обмануло, поликлинике, в которую водили детей с рождения, а потом повернулась спиной, отказываясь выдавать информацию о диагнозе детей. У них появилось недоверие ко всем, мы наладили с ними контакт, у них есть большой лимит доверия ко мне, потому что я их никогда не обманывала, не позволяла себе некорректных действий в отношении родителей и детей. И главное, они поняли: то, что мы делаем, это каким-то образом работает. Получилось прорвать информационную блокаду, добиться возбуждения уголовного дела, минимальной реакции московских властей. Детям, наконец-то, стали оказывать квалифицированную медицинскую помощь. После одиночных пикетов главный педиатр Москвы стал общаться с родителями и взял лечение под свой контроль.
Какая была реакция на новое знание об отношении государства к гражданину?
– Это был шок и непонимание, как такое вообще возможно: ужасная несправедливость по отношению к самым маленьким членам нашего общества. В первое время еще и самих родителей начали обвинять, когда они требовали написать диагноз дизентерия, а не замалчивать и пытаться лечить ротовирус. В поликлиниках, детских садах и школах с ними общались очень грубо.
Они поняли, что если вы не интересуетесь политикой, то политика заинтересуется вами?
– Родители после этой истории стали очень политически подкованными и грамотными. Когда это все произошло, они начали читать про «Конкорд» и про Фонд борьбы с коррупцией. Про Евгения Пригожина они сейчас могут рассказать больше меня. Родители поняли, что никто, кроме них самих, не защитит их детей. И это уже диагноз власти. Потому что у них точно уже никогда не восстановится доверие к московским властям, более того родители хотят наказания и будут этого добиваться. Они хотят жить в стране, где не травят детей, это их минимальные требования.
