Известный российский журналист, публицист и правозащитник Зоя Светова рассказала читателям ЖВ, почему судебные “тройки ” и трибуналы могут вернуться в Россию, и почему она не собирается покидать Родину.
Скромный и уютный дом в дачном посёлке Кратово. Здесь многое сделано своими руками. Виктор Дзядко, муж Зои Световой, был очень талантливым человеком -высококвалифицированный инженер – кибернетик с умными руками. Он умер совсем недавно, прошлой осенью после двухлетней борьбы с раком. Их дети – известные журналисты Тихон, Тимофей и Филипп Дзядко. А ещё – младшая дочь Анна, выпускница филологического факультета ВШЭ. Все они часто бывают в Кратово, потому что настоящая «скрепная» семья – это про них. Потому что кратовский уголок с домом среди сосен – это не просто дача, это история и реликвия семьи. Дача принадлежала деду Зои Световой – Григорию Фридлянду, первому декану исторического факультета МГУ. После ареста Фридлянда в 1936 году, дача была конфискована. В 70-х годах ее получила Зоина бабушка. Фридлянд был реабилитирован, также, как и его вдова (она просидела в мордовской колонии пять лет, как «жена врага народа», Фридлянд был расстрелян в 1937 году по приговору «тройки» судей. Это семья, которая из поколения в поколение передаёт и хранит самые главные ценности русской интеллигенции: уважение к человеческому достоинству, веру в справедливость и право каждого на собственное мнение.
Вот об этом мы и говорили с Зоей Световой в её уютном кратовском доме, где она теперь живёт постоянно, встречает друзей и работает над будущей книгой.
Зоя, я даже не спрашиваю, о чем будет эта книга. Я знаю, что о вашей семье, которая испытала на себе и сталинские репрессии, и борьбу с инакомыслием в брежневские времена и даже нынешний этап борьбы государства с собственными гражданами. Ваш дед был расстрелян НКВД, ваши родители были арестованы КГБ, в вашей московской квартире два года назад был показательный обыск ФСБ… Это действительно очень важная история про то, как одна несчастная страна все время ходит по кругу… Фрагменты этой истории я видела в ваших публикациях и в одном из подкастов “Право слово ” на МБХ Медиа
Да, одна из моих книг будет об истории моей семьи, о моих родителях, Зое Крахмальниковой и Феликсе Светове, которые были осуждены по политическим статьям и освобождены только во время горбачевской перестройки. Все проходило на моих глазах. Я помню, как это было: обыски, аресты… Сначала забрали маму, потом отца. Им обоим вменяли как преступление издание книг за границей, подписание писем в защиту преследуемых писателей и диссидентов, проповедь христианства, запрещенного тогда в Советском Союзе. По сути их обвиняли обвиняли в том, что они не были атеистами, а были миссионерами, проповедовали в своих книгах христианство. И КГБ это воспринимала как «антисоветскую деятельность, направленную на свержение советского конституционного строя». Сейчас это выглядит дичью, но мои родители получили конкретные приговоры и конкретные сроки. Кстати, маму забирали, отсюда, из Кратово… Увезли ночью на черной Волге в «Лефортово” в августе 1982 года.
Вам не кажется, что мы все время смотрим одно и то же кино. И как будто даже знаем, чем оно кончится. Всеобщий “одобрямс” однажды сменится всеобщим презрением, и страх перемен превратиться в жажду. Просто потому что, как сказал один великий философ, обманывать все время весь народ невозможно.
Да, у меня тоже есть ощущение, что нынешние репрессии (а то, что мы сегодня наблюдаем, это, конечно, репрессии) – в некотором смысле повторение того, что мы уже видели, и уже переживали в прошлом. В современной интерпретации, но все те же инстинкты. Мы видим, как все сильнее и сильнее проявляются в действиях власти вот эти самые “воспоминания о прошлом”, как она ностальгирует по советским методам обращения с инакомыслящими. И она уже даже не скрывает эту ностальгию. Устрашающие обыски проходят не только у тех, кого преследуют, но и у их родственников. Обыск у матери главного редактора “Медиазоны ” Сергея Смирнова, в результате которого забрали книги. Причём книги, изданные в России: Алексей Федяров “Невиновные под следствием”, Андрей Солдатов, Ирина Бороган “Битва за рунет”, “Восстание” Николая Кононова. Очевидно, что отбор шёл исключительно по названиям, без представления о содержании. Я помню, как 39 лет назад из нашего дома во время обыска много лет назад точно так же забирали книги. В основном это была православная литература, изданная за рубежом. А то что адвокатов теперь (как в порядке вещей ) не пускают на обыск, препятствуют встрече с задержанным, вынуждают стоять на пороге ОВД, которое без всяких на то причин объявило план “Крепость”? Об этой порочной и незаконной практике я написала открытое письмо министру внутренних дел Владимиру Колокольцеву , министру юстиции Константину Чуйченко и уполномоченному по правам человека Татьяне Москальковой. За несколько часов на ФБ мое письмо подписали около двух тысяч человек. Ответа от адресатов пока нет. Но вслед за мной похожие письма отправили и Федеральная палата адвокатов и Совет по правам человека. В интернете на change org запущена петиция на эту же тему. Что касается попрания законов: чего только стоит судебное заседание по «делу Навального» прямо в здании отдела полиции под портретом Ягоды! Ну и, наконец, ставшие нормой профилактические беседы с журналистами, которые не работают в системе пропаганды. Надо признать, что все это уже было, перед Олимпиадой – 80 с неблагонадежными гражданами тоже проводились такие беседы: предупреждали, запугивали, брали всякие подписки. Моего мужа Виктора Дзядко, который тогда работал в институте прикладной математики, а в Солженицынском Фонде помощи политзаключенных занимался волонтерской работой, в 1980 году заставили уехать из Москвы на время Олимпиады.
Три года назад у вас тоже проходил обыск в московской квартире. Тогда это объясняли тем, что вы работаете в «МБХ Медиа», и якобы у вас искали что-то по делу Ходорковского. Что это было на самом деле?
Я думаю, что это была откровенная демонстрация силы, устрашение для всех, кто работает в гуманитарных проектах МБХ. Конечно, у меня не было и не могло быть никаких материалов по ЮКОСу, к которому я не имела даже косвенного отношения. Во-вторых, этот десятичасовой обыск был местью за мою деятельность в качестве посетителя московских тюрем как члена Общественной наблюдательной комиссии Москвы, в составе которой я состояла восемь лет: с 2008 по 2016 год. Я посещала арестантов в разных СИЗО, много бывала в СИЗО «Лефортово», где содержались люди, обвиняемые в госизмене, в терроризме, украинские граждане. Некоторые из них были признаны российскими и международными организациями политическими заключенными. Из дома забрали компьютеры, гаджеты… Все, как обычно. Теперь обыски идут даже по санитарно-эпидемиологическим статьям, с изъятием ноутбуков, планшетов и даже телефонов. Мы все это видели совсем недавно, когда власть решила изолировать команду Навального в связи с акциями протеста, но не нашла ничего лучше, чем криминализировать санитарно-эпидемиологическую статью. Выглядит это все, конечно, безумно.
Вы сейчас вместе с адвокатом Анной Ставицкой ведёте на «МБХ Медиа» замечательный подкаст “Право слово” и сделали подкаст”Ни за что”. На мой взгляд, это нужно слушать сегодня всем и обязательно, потому что речь идёт о состоянии судебной системы, её основных инстинктах и способах выживания людей в условиях фактического надругательства над понятиями о законности, правах человека и элементарной справедливости. Сегодня становится все меньше людей, которые считают, что это их не касается. Слава богу, наша власть “позаботилась ” об этом практически. Вы беседуете в подкасте с разными людьми, которые смотрят на проблемы с разных сторон. Я, например, с удовольствием прослушала ваш разговор с известным писателем и подполковником МВД в отставке Александрой Марининой, а позже – с Михаилом Ходорковским. Вроде бы разный угол зрения, но я не увидела глобальных противоречий в их взглядах на российское следствие, суд, тюрьму. Тем не менее, интервью с Ходорковским стало для меня открытием. Может быть, потому, что я не представляла, что один из самых богатых когда-то людей России, может так искренне, глубоко и просто говорить о своём жизненном опыте, выстраданном и осмысленном. Без суеты, обид, снобизма и навязчивой самоуверенности. Я вдруг поняла, что его десять лет в тюрьме стоят гораздо больше, чем двадцать лет на воле любого из придворных олигархов. Как минимум, с точки зрения истории страны. Вам не кажется, что Ходорковский сегодня гораздо более счастливый человек, чем все эти роттенберги и усмановы?
С нашей точки зрения, да. Ведь мы же с вами не считаем, что дворец за 100 миллиардов в бесполётной зоне очень нужен для счастья. Я не могу судить, насколько счастлив Михаил Борисович сегодня, но думаю, что у него все в порядке со здравым смыслом, совестью и сочувствием к страдающим и гонимым людям. Во всяком случае, он чётко объяснил в нашем подкасте, что для него самое существенное в жизни. Это отношения с близкими людьми. Он считает, что близкие люди должны прощать друг другу очень много. Ну, просто потому, что это настолько важно и существенно для человека в сравнении с остальным, что просто нельзя ставить на одну “полку”. Это хорошо понимаешь в тюрьме, когда именно отношения с близкими вытягивают людей из тьмы и депрессии. А ещё он объяснил, почему Ходорковский-бизнесмен больше не существует. “После тюрьмы для меня бизнес потерял привлекательность», – пояснил он. Теперь занятие бизнесом для него, это просто возможность зарабатывать какое-то количество денег , чтобы тратить их на те задачи, которые он решает.“Но это для меня чистая механика, – говорит он. – Не интересно, перестало быть важным”. Хорошо это или плохо, судить не берётся. Просто признает, как факт. И я ему верю. Он не рисуется, не старается выглядеть героем, повидавшим многое, прошедшим огонь, воду и медные трубы.
Да, кстати, я обратила внимание на один эпизод, когда он рассказывал вам историю, как решался вопрос о его освобождении. От него требовали написать прошение о помиловании с признанием вины. Но он отказывался это делать. И честно сказал, что не из-за моральных переживаний: “Когда ты находишься в плену, абсолютно неважно, что ты врагу наговоришь”. Просто признание вины означало открытие ворот для преследования (в том числе за пределами России) тех сотрудников компании, против которых на тот момент было возбуждено уголовное дело. Это было для Ходорковского не только этическое, но и практическое решение. Когда сняли требование признания вины, он написал прошение.
Да, это так. Он умный человек, который, к тому же как пел Высоцкий, “себе уже все доказал”. Мы говорили довольно откровенно обо всем: о деградации судебной системы в принципе и об отношении к судье Данилкину (который вынес судьбоносное неправосудное решение по делу Ходорковского) в частности, о том, что сделала с составом московских судей бывший председатель Мосгорсуда Ольга Егорова, о понимании, что такое люстрация и отношении к ней…
И, конечно, говорили о Навальном. Сегодня многие проводят аналогию между Алексеем Навальным и Михаилом Ходорковским. Потому что оба “удостоены” титула политического заключённого номер один.
Вы считаете, Навальный и Ходорковский – это одна и та же история, только разнесенная по времени?
Не совсем. Ходорковский и Навальный похожи только одним – оба очень смелые и мужественные люди. Ходорковский вернулся из США за два месяца до своего ареста, хотя его отговаривали и предупреждали. В нашем подкасте он объяснил свой поступок: его коллеги по ЮКОСу, некоторые сотрудники уже сидели в тюрьме, и у него не было права не возвращаться. Иначе участь этих людей была бы намного трагичней. Такой вариант был просто неприемлем.
Алексей Навальный вернулся в Россию после отравления, понимая, что его посадят и не исключая, что могут убить.
Был и третий человек, который вернулся в Россию из-за границы, несмотря на откровенные угрозы лишиться свободы и даже жизни. Это Борис Немцов. Он вернулся и его убили.
Тем не менее, есть разница между Ходорковским 2003 года и Навальным 2021 года. Ходорковский, когда его посадили не был ни главным оппозиционным политиком в России, ни «врагом номер один» для Путина. Алексей Навальный сегодня – главный оппозиционный политик и «враг Путина номер один». Его популярность в российском обществе несоизмеримо выше, чем популярность Ходорковского в 2003 году. Ходорковский был в глазах многих людей в России и на Западе олигархом, богатеем из 90-х. Человеком, которого не любило ни гражданское общество, ни народ. Отношение к нему менялось долго и мучительно, по мере того, как образ одного из самых богатых людей России трансформировался в образ «политзаключённого номер один». Я помню, как журналистка Ксения Соколова, побывав на процессе Ходорковского-Лебедева, написала в своём репортаже, что у людей, сидящих в судебном аквариуме, определено “есть яйца”. Кто-то недавно написал то же самое о Навальном.
Есть и ещё одна разница, она не в героях времени, она в самом времени. Я пишу о российском правосудии двадцать лет. Ровно столько, сколько у власти Владимир Путин. Когда сажали Ходорковского, это было начало постепенной и окончательной деградации российской судебной системы. В обществе был шок, газеты писали, что «мы проснулись в другой стране». Главное ощущение того момента: по сомнительным обвинениям можно арестовать даже самого богатого человека в России. Если подоплёка – политическая, и санкция на арест – с самого “верха”…
Результат – два судебных процесса, 14 лет лишения свободы Ходорковскому и Лебедеву, разгром компании, аресты сотрудников. С тех пор “экономические ” дела против бизнесменов и предпринимателей стали рутиной, превратились в инструмент сведения счётов между партнёрами и «клондайком» для следователей, прокуроров и тюремщиков, которые научились “доить” фигурантов подобных дел в тюрьмах.
18 января 2021 года, когда в аэропорту Шереметьево был задержан Алексей Навальный, уже никто не говорил: “Мы проснулись в другой стране». “Других стран” уже было так много, что все понимали истинное лицо нынешней системы правосудия. А судебный процесс по аресту Навального в отделении полиции, с привезённой судьёй в мантии и подсудимым на табуретке, впервые в современной России показал, что впереди нас могут ждать судебные “тройки” и трибуналы.
Как вы думаете, Алексея Навального ждут те же 10 лет тюрьмы, которые отсидел Ходорковский? Ведь очевидно же, что к 3,5 годам все равно добавят значительно больше и даже не будут сильно думать, за что: любой абсурд сойдёт, когда “запотело забрало “…
Я уверена, что Алексей не будет сидеть столько, сколько отсидел Ходорковский. Я не могу объяснить, откуда у меня такая уверенность. Просто интуиция. Или надежда…
У вас не возникало желания уехать из страны? Ну, просто потому, что быть гражданином в такой обстановке невозможно, а “пленным ” не хочется.
Нет, я никогда не думала и не собиралась уезжать. Для меня вообще так вопрос не стоит. Здесь все, что мне дорого, здесь мой дом, мои дети, прекрасные и незаменимые друзья… Я знаю разницу между туризмом и эмиграцией, и мне есть, чем заниматься здесь, в России. Я веду подкасты на МБХ Медиа “Право слово ” и “Ни за что”, общаюсь с интересными людьми на важные темы, работаю над тремя книгами, что доставляет мне одновременно и удовольствие, и страдания от возложенной на себя ответственности… Кроме того, я не разучилась надеяться.
А на что вы надеетесь?
На новое поколение, родившееся свободным. Поколение, воспитанное на фильмах-расследованиях Навального. Поколение, живущее в YouTube. Я верю, что это поколение не согласится жить на задворках цивилизации. Поэтому я надеюсь, на перемены. А что ещё остаётся журналисту, который двадцать лет пишет о российском правосудии, которого нет?
Давайте надеяться вместе. Как минимум, вместе с журналистом, который двадцать лет пишет о местном самоуправлении, которого теперь тоже нет.