«Сотый», который шагнул в вечность

Этот страшный 2020 год – он каждый день напоминает о том, что китайцы были неправы. Есть нечто худшее, чем эпоха перемен.

В воскресенье умер Николай Николаевич Шматов. Человек, которого в ЛИИ имени Громова знали все. Или почти все. Он 45 лет вдохновенно и ярко служил авиации в лице одной из самых важных служб аэродрома – службы управления полетами. Его биография была типичной для человека, который когда-то раз и навсегда выбрал свой путь. Родился на Ставрополье, окончил Кировоградское летно-штурманское училище, поступил на работу в ЛИИ имени Громова. Был авиадиспетчером, руководителем полетов, начальником комплекса, заместителем начальника летно-испытательного центра. Он до последних дней активно работал и оставался живым доказательством того, что профессионализм в ЛИИ неистребим.

Шматов был еще и живой историей института. Он работал со многими легендарными испытателями, помнил их голоса в эфире, знал тысячу и одну историю про жизнь аэродрома в самую лучшую его эпоху: «когда много летали, много спорили и все по делу».

А еще были авиасалоны, в организации которых роль Николая Шматова – бесценна. Начиная с Мосаэрошоу 92-го до МАКСа 2019-го. Процесс управления полетами на МАКСе был малозаметен зрителям, но шматовский позывной «сотый» знали все участники. Ко всему прочему, все понимали, что Николай Николаевич Шматов не любит разгильдяйства, а пренебрежение правилами полетов воспринимает как личное оскорбление. Нельзя сказать, что он никогда никому ничего не прощал, но даже самые звездные пилоты побаивались его гнева и предпочитали лишний раз извиниться, чем спорить о гранях допустимого. Потому что Шматов, как истинный профессионал своего дела, всегда был прав. Потому что НикНик был щепетильно ответственным за свою работу. И надо признать, что за все годы МАКСа не произошло ни единого случая, когда гостям авиасалона могла угрожать опасность. В этом несомненно есть огромная заслуга Шматова. Даже не потому, что он очень старался, он просто был таким: капитальным, до мозга костей продуманным, принципиальным и в то же время очень коммуникабельным, со всем набором очаровательных человеческих качеств. «Это был Человек, который всегда находился в самом центре, – написал в фейсбуке его коллега по Авиасалону. – Это был не просто Человек, а душа любой компании. Это был не просто Человек, а эпоха. Это был профессионал, несмотря на то, что многие с ним не соглашались… Все демонстрационные полеты на МАКСе проходили под его неусыпным контролем. Как бы тяжело не было, он отрабатывал каждый день полетов «от звонка до звонка» и не важно: жарит ли палящее солнце, поливает ли дождь или дует пронзительный ветер. Никого так не ждали на ВПУ (выносном пункте управления на каждом МАКСе), как Николай Николаевича, никто не мог там оказаться без его личного одобрения… никто не смел занимать его парковочное место. В конце концов, никто не мог пройти мимо, не поздоровавшись…».

Надо признать, что Шматов не очень любил журналистов. Во всяком случае, все их попытки взять интервью у главного по полетам, заканчивались тем, что стрелки были тут же переведены на кого-то другого. «Вот видите этого гиганта мысли, внука отца русской авиации, – шутил он, показывая рукой на Магомета Толбоева. – Бегите срочно к нему, он вам все расскажет. Даже то, о чем вы не спросите. Он настоящий герой, красавец, джигит. Не то что я – функция ходячая». При этом на его лице не было улыбки, все как будто серьезно, и только озорной огонек в глазах выдавал очаровательный навык шутить красиво. Николай Николаевич вообще был человеком с великолепным чувством юмора. В каждом разговоре, в каждом слове.

«Ты знаешь, я к прессе отношусь с опаской. Но «Жуковские вести» люблю, – говорил он мне. – Они свои, родные, авиационные. Галиматью какую-то не напишете, а это самое главное. Так что присылай Толю Смирнова – поговорим». Да, он любил нашего корреспондента Анатолия Смирнова, они между прочим – земляки, оба родом из южных краев России и оба – большие мастера тонкого ироничного жанра.
Для меня Николай Николаевич был просто Колей. Мы дружили. Даже не помню, с каких пор. Наверное, все-таки с первых МАКСов. Я с большой симпатией относилась к этому громкому, слегка неуклюжему и очень выразительному человеку, который был яркой личностью в профессии и добрым парнем по жизни. Неунывающим, неугомонным и вечно иронизирующим, в том числе над собой. «Слушайте, девушка с пером, – говорил он мне по телефону. – Прочитал твою колонку. И вот что хочу сказать… (угрожающая пауза)… мо-ло-дец! Все правильно, так и есть. Сразу видно – профи, знаешь, как подать коту горчицу».

Последний раз мы разговаривали с ним в мае, накануне его семидесятилетия. Обсуждали времена и нравы, мои проблемы, его планы… И, конечно, ковид. Коля рассказывал, как перенес кашель с температурой, но, слава богу, тест показал, что это не «корона». А еще рассказал, что осенью, как всегда, собирается в Минводы: здоровье подремонтировать и душой отдохнуть. Кто бы мог подумать, что через пять месяцев он вернется оттуда с тяжелой формой ковида. Врачи пытались его спасти. Почти две недели он лежал в реанимации, но чуда не произошло.

Это горько и обидно, что веселого, доброго и в глубине души немного одинокого человека больше нет. Мне безумно жаль, не хочется верить, что еще один номер в моем телефоне больше никогда не позвонит. Но я не ругаю судьбу, я ее благодарю. За то, что мы были знакомы, за удовольствие общения и за светлый образ, который Коля, Николай Николаевич, КольКолич оставил в моем сердце. Спасибо, Шматов, что ты был.

Наталья Знаменская