В сентябре реанимационное отделение Жуковской городской клинической больницы покинули пять врачей анестезиологов-реаниматологов. Один за другим в течение недели они написали заявления об уходе. Что происходит с городской больницей? Почему из нее уходят высококвалифицированные врачи, проработавшие не один год и «пережившие» не одного руководителя?
Об этом – наш разговор теперь уже с бывшим заведующим отделением анестезиологии-реанимации Жуковской ГКБ Сергеем Беликовым.
– Совсем недавно на страницах ЖВ вышла статья с заголовком «Разруха и в клозетах, и в головах» о состоянии дел в нашем жуковском здравоохранении. «Такого «дна» оно еще не достигало», – сделал вывод автор публикации. Суть кризиса , причем вполне системного, можно описать одной фразой : «денег нет, но вы лечите». Но и деньги, как выяснилось, не столько причина, сколько следствие некомпетентного управления в рамках пресловутой вертикали власти. Доктор, вы согласны с таким диагнозом?
– Да, я читал эту статью… Все так. Надо действительно признать, что главные проблемы нашей больницы и здравоохранения в целом созданы руками чиновников, которые, вероятно, пиаром одержимы гораздо больше, чем заботой о здоровье населения. И это не частная история города Жуковского, это проблема всего многострадального подмосковного здравоохранения, и, скорее всего, всей России. И возникла она не сегодня, когда в больнице вдруг образовался дефицит медикаментов, оборудования, а персонал работает в условиях несоответствия зарплат и нагрузок. Нет, все это было и вчера, и позавчера. К сожалению, мы живем в системе тотальной лжи, когда здравоохранение в Подмосковье фактически в загоне, но чиновники разных уровней рапортуют о величайшем прогрессе и радужных перспективах – и о новых больницах (что не больница, то специализированный центр), и о повсеместно внедряемых инновационных технологиях, и непременно о высоких зарплатах медиков… На самом же деле, Московская область с точки зрения состояния медицины находится настолько далеко от Москвы, что врачу из Перми, Екатеринбурга или Салехарда и в голову прийти не может, что в 600-коечной подмосковной больнице, например, в течение суток нет ни одного дежурного терапевта. Или в той же 600-коечной больнице, на базе которой имеется Региональный сосудистый центр, и куда поступают больные с инсультами, нет своего круглосуточного компьютерного томографа. И невролога дежурного тоже может ни быть… На тот момент, когда я уходил из Жуковской больницы, в ней было именно так. И это только начало списка «чудес» – продолжать его можно бесконечно долго – лаборатория, рентген, круглосуточное УЗИ, эндоскопия… Министерством здравоохранения Российской Федерации издана масса приказов, утверждающих порядки проведения вакцинации, диспансеризации населения и т.д., а также порядки оказания помощи по тем или иным клиническим и параклиническим профилям, в которых четко прописано, какими силами и средствами должно располагать учреждение для того, чтобы иметь возможность оказывать пациенту адекватную современную медицинскую помощь. Но!!! У меня лично складывается впечатление, что на уровне Минздрава Московской области регламентировано избирательное отношение к выполнению требований федеральных приказов. Я прекрасно понимаю значимость диспансеризации в процессе раннего выявления массы серьезных заболеваний. А уж что касается вакцинации, я являюсь ярым сторонником ВСЕХ прививок. Честное слово! И по мнению Минздрава области это настолько важно, что контроль за ситуацией должен быть очень строгим. Да настолько строгим, что если что не так, руководитель учреждения и местом своим может поплатиться. Совсем другое дело, порядки оказания помощи – они хоть и утверждены Минздравом России, но приводить реальные условия в больницах в соответствие с ними никто из тех, от кого это может зависеть, не хочет. И, таким образом, например, дефицит коек реанимации и интенсивной терапии в Жуковской ГКБ составляет 250%! По федеральному приказу их должно быть 24, а по нормативам больницы – 7. Штатное расписание, тоже, соответственно, рассчитано на 7 коек. При этом пациентов по объективным причинам часто бывает больше (10-12, и даже 14), и приходится устанавливать дополнительные кровати и каталки, благо, площади отделения позволяют это делать. Однако, независимо от того, сколько пациентов лежит в отделении, вся нагрузка ложится на персонал, рассчитанный на лечение не более, чем 7 больных. А это значит, что качество медицинской помощи может снижаться просто из-за ограничения количества времени, которое персонал может уделить каждому больному. Чиновники при этом говорят, что в федеральном приказе речь идет о рекомендуемом, а не обязательном нормативе. Но это лукавство, рекомендуемый коечный фонд – это начальная шкала, по решению руководителя учреждения он может быть больше, но меньше быть не может никак. То есть, речь идет на самом деле о банальной экономии средств на медицинскую помощь больным людям. Причем, тяжело больным людям, нередко находящимся в критических ситуациях, нуждающимся в реанимационной помощи и последующей интенсивной терапии. И от того, насколько своевременно и полно им будет оказана эта помощь, в значительной степени зависит вероятность их выживания, выздоровления и возвращения к полноценной жизни. И я каждый раз испытывал чувство тревоги, принимая решение об отказе в госпитализации больного из приемного отделения в реанимацию. Да, это были не самые тяжелые пациенты, но у нас принято, что если даже интуитивно у тебя есть какие-то сомнения, лучше положить больного в реанимационное отделение. Хотя надо понимать, что есть предел нагрузки для персонала и, в первую очередь, для медсестер, чья работа непроста не только эмоционально, но и физически, поскольку редкий реанимационный больной может хоть чем-то помочь в уходе за собой. А дежурных санитарок, естественно, нет и никогда не было.
Нынче хорош тот врач, кто правильно и красиво оформляет первичную медицинскую документацию. А насколько хорошо он лечит больного, это не интересно, в принципе, никому, кроме, может, самого пациента…
Отдельная тема – оборудование. За последние 6 лет, благодаря двум реализованным в Московской области программам модернизации, оснащение отделения существенно улучшилось. Однако, по традиционной причине (“нет денег») большей части данного оборудования не проведено ни одного планового технического обслуживания, что привело к выходу из строя нескольких наркозных аппаратов и мониторов. Кроме того, в отделении имеется оборудование, которое в эксплуатации уже более 10 лет, и его тоже ни разу не обслуживали. И совершенно не понятно, что это за такое «честное слово», на котором все это пока держится.
– За последние пять лет в нашей больнице стало «модно» менять главврача. Кажется, их было уже четыре… Как вы думаете, почему?
– На мой взгляд, все достаточно просто. Смена главного врача всякий раз связана с тем, что предыдущий руководитель не оправдал возложенного на него доверия и не сделал из больницы образцово-показательного учреждения, используя при этом в качестве материалов только собственные ораторские способности и целебный больничный воздух. «Делай то, то и еще это, но денег не дадим» – говорит областное начальство. Каждый новый главврач пытается выполнить то, что от него требуют, но без денег не получается. В результате с ним расстаются и докладывают куда-то там наверх о том, что меры приняты. Почему-то это принято теперь считать адекватным управленческим решением. Хотя мне это кажется имитацией деятельности на фоне очевидной деградации медицины. И при этом в расчет не берется то, пытался ли руководитель учреждения решить какие-то принципиальные организационные, финансовые и кадровые проблемы. Например, насколько мне известно, Сергея Викторовича Антипенкова сняли за то, что он якобы провалил кампанию по диспансеризации. Не знаю, действительно ли это так или нет, но с позиции моего профессионального интереса скажу следующее – то, что сделал Антипенков для анестезиологии-реанимации и хирургии, за то время, когда я был заведующим отделением, не сделал ни один главврач – он нашел в себе силы и смелость и принял решение об увеличении штатного расписания отделения на 80%, пытаясь хоть немного приблизить его к тем нормативам, которые прописаны в порядке оказания помощи. В результате у нас появилась возможность привлечь на работу дополнительных сотрудников и существенно улучшить ситуацию с графиком проведения плановых операций. На мой взгляд, он был очень толковым руководителем, Главным Врачом, где оба слова с большой буквы. Да, Антипенков, конечно находился в рамках своих полномочий, которые уже тогда были сильно ограничены, но у него было четкое понимание ценности врачебного опыта, ценности коллектива, который способен работать в трудных обстоятельствах. Он никогда не забывал сказать на оперативке: «Доброе утро, коллеги! Спасибо, что вы работает в таких непростых условиях». Ни до, ни после Сергея Викторовича этих слов, сказанных главврачом публично, я не слышал. А еще мне казалось, что он всех сотрудников в больнице знал в лицо и по имени и отчеству. Вахтангу Евгеньевичу Ломтатидзе досталось еще более жесткое время, но сотрудники чувствовали его профессиональную поддержку, и он всячески пытался ее оказывать, насколько это было возможно в той кризисной ситуации. И вот уже показалось, что положение дел начинает выправляться, но… традиции победили – произошла очередная смена руководителя…
– Ваш уход связан с личностью нового главврача?
– По большому счету – нет. К принятию решения о том, что пора уходить, я шел, наверное, не менее года. Неудовлетворительные условия для труда, низкая зарплата при работе на одну ставку, отсутствие какой-либо профессиональной юридической защиты в последнее время наводили на мысли о том, а стоит ли это всё потраченных нервов, здоровья, спокойствия семьи. Хотя, конечно, специфические особенности управления нового главного врача явились неким катализатором процесса принятия мной данного решения. У меня сложилось впечатление, что на начальном этапе своей работы в качестве главного врача Жуковской больницы основными задачами Лилии Алиевны Бусыгиной были война с сотрудниками и конструирование собственного образа принципиального руководителя. Не понимаю, зачем это нужно опытному состоявшемуся специалисту, коим она безусловно является, но происходило это все в виде нарушения не только элементарной врачебной этики, но и откровенного пренебрежения требованиями сохранения врачебной тайны. Регулярно во время обхода в палате реанимации правильность врачебных назначений подвергалась сомнению в присутствии среднего медперсонала. В реанимации дружный коллектив, вменяемые сотрудники, которые давно сформировали отношение друг к другу. Но, несмотря на это, так делать не принято. В Жуковской больнице такого не было никогда. И это не значит, что все предыдущие руководители были «слабаки»: напротив, некоторые из них были довольно жесткими в оценках, иногда повышали голос … Но все это происходило за закрытыми дверями кабинета главврача, с глазу на глаз, и в разговоре по существу дела.
Я ушел не куда-то конкретно, а потому что. Потому что это несовместимо с моим представлением о возможности заниматься любимым делом в нормальных (даже в человеческом плане) условиях. Я уважаю свою профессию и себя в ней. Более того, я понял, что работать в сложившейся атмосфере просто небезопасно юридически
Для меня последней каплей терпения стало оперативное совещание, на котором в присутствии нескольких десятков посторонних людей, не имеющих никакого отношения непосредственно к лечебному процессу, главным врачом было показано шоу с демонстрацией фотографий пациента, находящегося на тот момент в отделении реанимации. При этом было показано его лицо, обнаженное тело, названа фамилия. Во все времена главный врач больницы в той или иной мере являлся гарантом юридической безопасности сотрудника. В случае с новым главным врачом ситуация оказалась прямо противоположной. В общем, сразу после этого совещания я написал заявление об уходе. Так что Лилия Алиевна Бусыгина была не столько причиной, сколько спусковым крючком в моем решении покинуть больницу, в которой проработал много лет.
– Вы не жалеете сейчас об этом?
– Однозначно, нет. Конечно, это был не исключительно прагматичный поступок с моей стороны: я ушел не куда-то конкретно, а потому что. Потому что это несовместимо с моим представлением о возможности заниматься любимым делом в нормальных (даже в человеческом плане) условиях. Я уважаю свою профессию и себя в ней. Более того, я понял, что работать в сложившейся атмосфере просто небезопасно юридически. Жалко, что распался коллектив хороших, опытных, адаптированных к региональным особенностям специалистов, которые, несмотря на трудные времена, спасали людей. Я всех их очень уважаю, и у меня нет сомнений, что они будут востребованы.
– Говорят, что в больнице недавно подняли зарплаты. Как вы думаете, это как-то связано с уходом врачей из реанимации?
– Возможно. Когда я написал заявление об уходе, мне предлагали остаться, даже обещали повысить зарплату. Однако, для меня зарплата, хоть и важный аргумент, но все-таки не единственный. Тем не менее, мне было бы приятно считать, что наши действия хоть что-то изменили. Один мой коллега (не анестезиолог-реаниматолог) сказал: «Получается, что вы принесли себя в жертву». Если это так, то хорошо, что жертвоприношение не напрасно.
– Вопрос в том, а станет ли лучше с медициной в городе?
– Это сложный вопрос. Если станет лучше, я буду рад. Ведь в любом случае крайним в разборках в здравоохранении всегда будет пациент. И чем меньше противоречий будет между верхами и низами, тем больше у пациента будет шансов на нормальную медицинскую помощь. Хотя, мы с вами понимаем, что пока симптомы деградации системы здравоохранения налицо. В производственных диалогах между руководителями и подчиненными слово “пациент” перестало звучать вообще. А как же так? Все просто – нынче хорош тот врач, кто правильно и красиво оформляет первичную медицинскую документацию. А насколько хорошо он лечит больного, это не интересно, в принципе, никому, кроме, может, самого пациента… Перестала звучать фраза – ты должен хорошо лечить. Отовсюду звучит – ты должен хорошо писать. Куча обязательных бумаг, за которыми врач порой не видит больного, – это разруха. То, что мерилом квалификации стал красиво написанный отчет, а не реальная медицинская помощь, – это тоже разруха. Казалось бы есть врач, больница, Минздрав. И задача этой цепочки приносить пользу людям – спасать, лечить, реабилитировать, ставить на ноги. Все понятно. Но между конечными точками этой цепочки почему-то выстроены заградотряды, суть деятельности которых сводится к одному – докладывать наверх, что все хорошо и, упаси бог, пропустить плохие вести. В результате получается нереальная картина мира, ей можно управлять, но рано или поздно она все равно стукнется о землю.
– Но, может быть, картина мира у ваших руководителей не такая уж нереальная. Просто цели другие. Та же самая г-жа Бусыгина, которая, судя по вашей истории, пошла на обострение с врачами весьма странным для опытного управленца способом. Вы не готовы предположить, что это продуманная тактика? Ну, например, для того, чтобы привести в больницу своих врачей на конкретные места. Для этого, как известно, нужно потеснить местных и освободить вакансии. Это даже не версия, я просто фантазирую. И тем не менее, для некоторых медиков из 13-й больницы, где она работала заместителем главврача, может показаться такое предложение интересным. Нет, не по зарплате, а, например, по возможности получить квартиру в Жуковском из фонда администрации, «в связи с острой необходимостью привлечения кадров в систему местного здравоохранения».
– Вы знаете, наверняка, Лилия Алиевна будет привлекать специалистов со стороны. По поводу квартир ничего сказать не могу, я не помню, чтобы кому-то из сотрудников нашего отделения дали квартиру, несмотря на то, что неукомплектованность штатов доходила порой до 45-50%.
Если это произойдет, то налицо будет роль личности в истории небольшого подмосковного города. Но не думаю, что это возможно реализовать без поддержки Правительства Московской области. А если так, то возникает вопрос – почему прежним руководителям больницы не предоставлялась такая возможность? И почему разрушение более чем созидание является одной из самых ярких черт современной системы управления здравоохранением?
В целом я оптимист, и как вы уже, наверное, поняли, очень терпеливый оптимист. И я уверен, что наступит то время, когда разум одержит победу над безумием. Хотя, пока, конечно, все наоборот…
– И тем не менее, я желаю вам удачи. Так или иначе, вы – прекрасный врач, а это – бесспорный аргумент быть востребованным в любые времена. Кстати, по календарю сегодня профессиональный праздник – день анестезиолога, с чем вас и поздравляю.
– Спасибо. Да, действительно, 16 октября считается Всемирным днем анестезиолога. Но я бы назвал этот праздник Всемирным днем анестезиологии, потому что анестезиология и реанимация, да как и любая медицинская специальность – работа командная. И результат зависит от слаженности и профессионализма каждого члена команды. С праздником, коллеги! Добра вам, здоровья, любви, благополучия в семьях.
