Алексей Пугачев: «В ГКБ создана обстановка, при которой уважающий себя профессионал работать не может»

— Это лукавая версия. Борис Борисович — не из тех людей, которые устают от работы, являющейся смыслом его жизни. Более того, именно сейчас, когда опыт, знания и количество учеников, ставших настоящими профессионалами, создают незаменимое ощущение надежности в таком важном деле, как спасение здоровья и жизни людей. Но речь в данном случае не об этом. Если он и устал, то не от операций, больных и вообще медицины. А от бессмысленной борьбы с невежеством, административным зудом и оскорбительным отношением к людям, в том числе к тем, чей авторитет выше авторитета главврача. Это давно не секрет, что в ГКБ создана обстановка, при которой уважающий себя профессионал работать не может. Он может терпеть, не реагировать, искать компромиссы, но рано или поздно наступает предел, за которым остается один выход — уйти.

Собственно, это и произошло с Борисом Борисовичем. Как раньше произошло с реаниматологом Беликовым, хирургом Румянцевым… И я думаю, он не последний, это только вопрос времени.

— Я могу рассказать о своем видении, без претензий на абсолютную объективность. Но многие коллеги, думаю, со мной согласятся — главврач Лилия Алиевна Бусыгина вот уже полтора года выстраивает жуковскую больницу под себя. То есть под свои представления о власти, о коллективе, о порядке, о врачебной этике и профессионализме. У нее не было и нет задачи считаться с тем, что в жуковской ГКБ есть собственный опыт, своя профессиональная школа, характерные для небольшого города взаимоотношения, которые строятся на особой (повышенной) ответственности врача и доверии пациентов, здесь все на виду… И каждый больной — это не просто поток, а конкретные судьбы конкретных людей, семей, живущих с нами в одном городе.

Кроме того, Лилия Алиевна не столько врач, сколько главврач. По определению. В этом нет ничего предосудительного, когда медицинский персонал и администрация одинаково понимают суть, миссию (если хотите) системы здравоохранения. А она, на мой взгляд, проста: мы должны лечить и спасать больного. Я не против бюрократии, она тоже нужна для организации процесса, но она не должна вытеснять процесс. Сегодня же мы имеем такую картину: документооборот стал культом для работы врача и что самое плохое, мерилом уровня его профессионализма. Это даже не компромисс, а состоявшаяся победа отчетов над реальностью.

Не я придумал, это известный факт, что, чем ниже уровень профессионализма врача, тем чаще он компенсирует некомпетентность документооборотом. Такая история — не порок, это природа выживания. Мне казалось, что суть эффективного управления как раз в том и состоит, чтобы сбалансировать все это. Но Лилия Алиевна Бусыгина, как показывает время, имеет другое представление о сути медицинского администрирования. Поэтому я возвращаюсь к тому, что сказал — она выстраивает больницу под себя. В некотором смысле — очень лично, постепенно формируя систему безграничности собственной власти. И, надо признать, у нее это получается. Сегодня осталось уже не так много заведующих отделениями, которые не обязаны главврачу своим назначением на должность. А те, кто остались, четко поняли, от чего зависит их положение. Принцип «разделяй и властвуй» в данном случает работает. Другое дело, что он не имеет ничего общего с настоящим качеством медицинской помощи. Более того, он порождает среди медперсонала страх, недоверие друг другу, разрыв межврачебных связей и подавление инициативы в принятии важных для больного решений. На мой взгляд, это самое плохое, что может быть в медицине. Если не сейчас, то очень скоро это станет ощутимой бедой жуковского здравоохранения.

— Ровно то, о чем я вам сейчас и говорил: победа административной системы больницы над здравым смыслом и ответственностью медиков за судьбу пациента. А теперь подумайте, что могло случиться, если бы Слободянюк не вышел оперировать? Имел право. И какой урок преподнесен другим врачам?

— Да. У меня вообще такое впечатление, что мы все сегодня в определенной степени участвуем в некоем спектакле под названием «иллюзия бурной деятельности». Я, например, не могу иначе объяснить эти показательные «консилиумы» у постели больного, где малокомпетентные начальники отчитывают врачей за то, что является неглавным, потому что сами не понимают, что является главным.

— Я при этом присутствовал ровно накануне подачи заявления об уходе. 30 октября мы с отцом написали заявление сразу после такого «консилиум» у постели тяжелого больного в первом хирургическом отделении. Было три заместителя главврача во главе с замом по хирургии Рамисом Рафисовичем Фатиховым, где грубо говоря, «возили лицом по столу» хорошего хирурга, ученика Бориса Борисовича Пугачева, в его присутствии. И что характерно, отнюдь не по существу. Между тем, сам Фатихов работает в ГКБ недавно, его пригласила на эту должность Лилия Алиевна Бусыгина. Он сам уролог, экстренная хирургия — не его профиль, он специализируется на плановой урологии. И в нашей отрасли медицины он далеко не самый компетентный специалист. Это вообще нельзя было назвать консилиумом, который предполагает обмен мнениями авторитетных специалистов, а не административно-должностных лиц. И не в присутствии больного, что является явным нарушением врачебной этики. Кому нужна была эта показательная процедура, как для студентов 3 курса, и какой в ней был смысл? Убедить больного, что врачи в хирургии на уровне студентов мединститута? Или показать конкретному врачу, кто здесь главный? В лучшем случае, это была просто имитация бурной деятельности.

— Никто не оспаривает это право главного врача. Но это должно помогать, а не мешать персоналу заниматься делом. Это не должно унижать его профессиональное достоинство. Порядок — это когда врачи чувствуют свою ответственность за больного, сами принимают решения, а не руководствуются по любому поводу инструкциями главврача. Порядок — это не охранники при входе, а наличие медикаментов в отделениях…

— Да, я, конечно, читал. И согласен, что версия, как минимум странная. Тем не менее, я могу, как мне кажется, объяснить, почему Лилия Алиевна настаивает на полном обеспечении ГКБ лекарственными препаратами. Она говорит «мы тратим большие средства на закупку медикаментов». И я верю, что это так. Но, когда мы с вами договаривались об интервью по телефону, я находился в небольшом помещении хирургического отделения, где расположены полочки с медикаментами. Так вот они были практически пустыми. При этом клинический фармаколог больницы периодически уведомляет нас о том, что мы можем получить определенный перечень медикаментов в нашей аптеке. Но это не то, что мы указывали в заявке. Даже если наименование совпадает, то дозировка совсем нам не подходит, и мы не можем такой дозировкой воспользоваться. Поэтому я бегу в обычную аптеку и покупаю за свои деньги новокаин в нужной дозировке. То есть в больничной аптеке лекарства вроде как есть, но реально, для работы их нет.

— Не знаю, но это происходит систематически. Если честно, я могу только догадываться, что это значит. Я не утверждаю, но возможно, речь идет о том, что участвующие в тендерах фармкомпании поставляют то, что можно продать дороже, и ГКБ устраивают такие правила игры. Не буду рассуждать почему, просто фиксирую. Я, например, знаю, что альбумин ГКБ закупает по такой цене, которая в разы превышает цены в любой обычной аптеке. Формально вроде как деньги идут на закупку медикаментов, действительно большие деньги, но это не отменяет того, что нужных медикаментов в нужной дозировке у нас нет. Поэтому полки — пустые. Правда, перед разного рода проверками нам их временно заполняют.

— Мне кажется, что за полтора года не было ни одной реальной компетентной проверки. Были чисто политические реверансы разного рода чиновников и общественных деятелей, которые свидетельствовали о том, что Бусыгина хозяина нашей ГКБ (правительство МО) устраивает, потому как отчеты удовлетворяют заказчика.

— Что-то в этом роде. Я, конечно, верю, что когда-нибудь такая реальность рассыпется о некомпетентность, которую трудно будет скрыть. Но очень жаль, что из городского здравоохранения уйдут лучшие. В некоторых областях это уже чувствуется. Мы, хирурги, как бы вечно соперничаем с терапевтами: мы говорим, что они просто не умеют резать, а они отвечают, что мы только и умеем резать. Это, конечно, шутка, но правда в том, что некий снобизм по отношению к терапевтам — старая песня в кругах практикующих хирургов. Тем не менее, бывшая заведующая терапевтическим отделением жуковской ГКБ Волкова — очень сильный врач с большим опытом, могла поставить на место любого хирурга и была в этом потрясающе убедительна. Она перестала быть зав. отделением, а на ее место Лилия Алиевна назначила 30-летнюю коллегу из Москвы, которая теперь работает исключительно по инструкциям руководства, ориентируясь главным образом на оформление бумаг для ОМС. Сегодня уже многие говорят, что терапевтическое отделение ГКБ — место, где лежат, а лечиться лучше не здесь.

— По сути, он это сказал, но немного в другом формате: «Мне тяжело смотреть на то, чем стала больница». Отец никогда никому не жаловался, он просто работал, учил молодых врачей и держал высокий уровень профессионализма в своем отделении. Мне повезло, что он успел передать тот бесценный опыт, без которого трудно стать настоящим хирургом. Я мог бы остаться в больнице, но, во-первых, выразил своим поступком солидарность с ним, а во-вторых, и правда — «так жить нельзя». Хороший врач заканчивается ровно тогда, когда он наступил на горло собственным представлениям о смысле профессии. И вы правы, что у каждого человека — свой предел компромиссов. Значит, не у всех он подошел к критической черте. Но это вопрос времени… Я все-таки надеюсь, что здравый смысл возобладает там, где принимаются решения. И раньше, чем ситуация станет необратимой.