Ольга Дмитриевна живет на территории нынешнего Жуковского с 1935 г., а 11 октября ей исполнился 91 год, она подвижна, хорошо помнит многие события своей жизни и сегодня делится с читателями ЖВ частью из них.
Детство
Моя семья из Саратова, отец отслужил в армии, и комсомол послал его на рабфак, потому что он был совершенно неграмотным. Мой брат родился в 1927 г., а я − в 1928 г. После рабфака отца направили в Москву, в институт, который он закончил в 1935 г., по специальности «экономика строительства». Сначала мы жили в Кратово, в первом домике около озера, в котором я однажды провалилась под лед. Потом нам дали две комнаты в доме, который был построен одним из первых в пос. Стаханово. Отец работал начальником отдела снабжения по строительству ЦАГИ и города. В 1938 г. мы переехали в коттедж на ул. Лесная, где заняли две комнаты. В 1941 г. началась война, в августе нас эвакуировали в г. Молотов (ныне Пермь), где нам дали маленькую комнату. С октября отец уже был на фронте, и никакой материальной помощи нам не было. Мама начала работать в поликлинике поселка строителей, получала копейки, на которые семью прокормить было нельзя. Виктор, мой брат, уехал в Тобольск в артшколу. Меня иногда супчиком подкармливали соседи, работавшие в столовой. В Молотове я закончила 8-й класс, отец прислал нам вызов, и мы с мамой вернулись в Жуковский, в свой коттедж, который был занят. Приехал брат с открытой формой туберкулеза. Вызвали отца, он был принят Ворошиловым, который дал ему 20 тысяч, по тем временам это очень большие деньги, купили стрептомицин, чтобы снять острую форму. Потом положили на операцию в клинический туберкулезный санаторий, находившийся у платформы Отдых. Известный профессор Воробьев сделал сложную операцию, и брат выжил. Отец распорядился, что Виктор будет учиться, а я пойду работать и помогать маме.
Начало работы в ЛИИ
Летом меня оформили на работу в ЛИИ, но мне не было еще 16-ти, и до дня рождения меня направили работать в подсобное хозяйство ЛИИ. За работу мне давали так называемый винегрет и тарелку борща, сваренного из того, что росло в подсобном хозяйстве. А 11 октября 1944 г., в день своего 16-летия, меня приняли на работу в ЛИИ на должность ученика техника с зарплатой в 144 рубля, которых ни на что не хватало. Полбуханки черного хлеба продавали за 300 руб., по карточкам было гораздо дешевле, а норма была 200 г на ребенка и неработающего, 500 г — на работающего человека. Мама не работала, а получала за папу 1200 руб., на них мы и жили. Закончилась война, но жили очень тяжело, еды почти не было, я училась в вечерней школе и работала. Мы занимались оформительско-корректорской работой c отчетами по результатам летных испытаний. Мы не просто их корректировали, а еще вписывали формулы. Потом рабочий экземпляр подписывал начальник института, затем по рассылке печатали в машбюро тираж, 10-12 экземпляров, которые в 40-х годах брошюровали сами. После машбюро еще раз проверяли и в каждый экземпляр вписывали тушью формулы с латинскими и греческими буквами специальными, тонко пишущими перьями. Мы были и корректорами, и оформителями. Когда установили немецкую машину для обрезки, а потом появился множительный центр, и мы стали оформлять только рабочий экземпляр. А первые годы было ой, как тяжело, все руки у нас были исколоты.
Парад физкультурников на «Динамо»
Спортом я специально не занималась, но в школе было военное дело и я хорошо ходила на лыжах, быстро и правильно разбирала-собирала винтовку и пистолет, и вообще была спортивной девчонкой. В 1946 летом я была в очень плохом состоянии, брат болел туберкулезом, и я была на грани заболевания. Соня Маковецкая, секретарь комсомольской организации ЛИИ, направила меня в Москву в числе кандидатов для участия во Всероссийском параде физкультурников, который, по указанию Сталина, должен состояться в августе на стадионе «Динамо». В параде должны были участвовать колонны из всех республик, тогда их было еще 12. Мы готовились в колонне России, а от ЛИИ было 20 комсомольцев, и в ходе ежедневных интенсивных тренировок от участия большинство отказалось, из девушек осталась только я, самая худая, голодная и упорная, и трое юношей. Я была старательной и не получила ни одного замечания. Нас учили правильно ходить, чтобы нога шла от бедра, и я хожу так до сих пор, это красиво и удобно. Первое время очень болели мышцы ног, и несколько дней я не могла спускаться по лестнице, плакала и спускалась, держась за перила. До завтрака мы занимались ходьбой, а после на плацу — гимнастическими упражнениями. Тренировки длились полтора месяца, и нас очень хорошо кормили. Я поправилась и окрепла, мне шел 18-й год, и мне говорили, что я стала как игрушка, стройная и высокая, вес был не больше 50 кг. В августе на стадионе мы выступали три дня. Сталин был в первый день и мы его видели, проходя по дорожкам стадиона. А два других дня мы выступали перед зрителями. Девушки были в белых платьях с русскими узорами, на спортивных выступлениях – в двухцветных юбочках с зонтиками. Это было очень красивое зрелище, тем более после войны, после этого голода вдруг такой, совершенно изумительный праздник для зрителей. Во все дни подготовки и выступлений нас кормили американским шоколадом, а я, оставляя немного себе, почти все отвозила маме и, конечно, Виктору. Этот шоколад был необыкновенной ценностью, до этого мы много лет даже конфет не ели. После участия в параде я продолжала быть спортивно активной. Много ходила на лыжах, любила коньки, а после работы бегала. Любила плавать на Кратовском озере, и до 70 лет плавала туда-обратно.
Любимая работа
С 1944 г. я отработала 46 лет корректором, редактором, вычитывала материалы конференций, оформляла диссертации, кандидатские и докторские. За годы работы мы узнали многих ведущих сотрудников и летчиков института, например, оформляла диссертацию М. Галлая. Когда наши летчики устанавливали рекорды на скорость, на дальность, на высоту полета, мне доверяли оформлять документы, которые мы отправляли в Международную авиационную федерацию (FAI) для регистрации рекордных достижений.
Я работала быстро и с удовольствием, хотя сотрудницы на меня иногда ворчали. Я любила эту работу, во-первых, мне интересны были результаты испытаний, общение с летчиками. Например, Игорь Волк написал в одном из своих отчетов: «Я на своем самолете совершил…» и далее перечисляет сделанное, а я его вызвала и говорю: «У вас своя автомашина, а самолет какой, МиГ, Су?» Он рассмеялся и согласился: «Конечно, вы правы». Многие летчики вначале писали отчеты свободным, почти разговорным стилем, а потом приучались писать технически точно.
С нами работал Анатолий Михайлович Мурашкевич, очень грамотный, энциклопедически образованный человек, светлая ему память. Он создал авиационные и космические словари, русско-английские и англо-русские. Он три года читал нам лекции о самолетах, почему и как они летают, рассказывал о конструкциях, типах, об основных фирмах и другое. Я была способная, сдавала ему все на «5». Я работала с увлечением, потому что любила авиацию, уже многое понимала в авиационной тематике, с удовольствием читала и оформляла отчеты. Когда погибали наши летчики, мы оставались на ночь оформлять акты катастроф, с фотографиями и описанием происшедшего, с рассказами свидетелей, и это было очень тяжело, потому что многих погибших мы знали. Так, Олег Гудков разбился, упав на фабричный двор в Раменском, а незадолго до катастрофы он подвозил меня и коллегу с ул. Гагарина до центральной проходной, и мы хорошо беседовали. На работе у меня было все замечательно, там я спасалась от быта, приходила и совершенно растворялась в работе, потому что мне часто доверяли очень сложные вещи. Доверяли, потому что я хорошо знала греческий и латинский алфавиты, и даже преподавала молодым сотрудницам разницу между этими алфавитами.
Кроме того я всегда активно занималась общественной работой, работая в цехкоме, профкоме и обкоме профсоюзов.
В конце 80-х везде все разладилось, в ЛИИ практически не стало самолетов, испытывали 1-2 машины, и мы оказались без работы, не было ни заказов, ни договоров. Делать было нечего: испытаний, практически, не было, диссертации никто не писал, конференции не проходили. Я перешла в 1-ю лабораторию и занималась регистрацией материалов по иностранным разработкам, поступавшим из ВИМИ, и распределением их по тематике отделений. В семье у меня начали тяжело болеть, а потом умирать близкие родственники. 1989 мне пришлось перейти на рабочую специальность в связи с необходимостью ухода за ними. Я похоронила папу, тетушку, двоюродного брата Мишу и еще нескольких.
В 1999 г. я уволилась из института.
По жизни я — увлекающийся человек, мне все нравится, я люблю жизнь, людей и все, что меня окружает.
Поддержи Жуковские вести!
Подробнее о поддержке можно прочитать тут
