Как редактор ЖВ Наталья Знаменская поговорила с главврачом ГКБ Лилией Бусыгиной
С Лилией Бусыгиной, новым главврачом городской больницы, мы встретились не случайно. А потому говорили долго и обо всем. Пытались найти «момент истины», но честно признались друг другу, что не получилось. Тем не менее сам разговор был важным, потому как дает представление о том, что происходит в нашей системе здравоохранения, в людях, в профессии, и в правилах жизни.
— Лилия Алиевна, для Жуковского вы человек новый, а потому жители хотели бы знать, кто вы, откуда и почему именно вам Минздрав области доверил жуковское здравоохранение? Насколько я понимаю, для вас это тоже в некотором смысле «зигзаг судьбы»: вы родились, выросли, учились и стали врачом в Туркмении, работали начмедом в Московской больнице, с городом Жуковским в профессиональном плане знакомы не были…
— В моем назначении нет ничего необычного. Я действительно закончила Туркменский государственный медицинский университет, работала врачом-терапевтом, последние двадцать лет занимала должность заместителя главврача 13-й Московской больницы. Просто год назад я подала свое резюме в качестве кандидата на пост главврача в подмосковной системе здравоохранения, прошла собеседование и в результате получила назначение в Жуковскую городскую больницу. Да, я действительно не была знакома с городом, приезжала сюда всего несколько раз во время проведения МАКСа как зритель выставки. Но мне кажется, что это далеко не самое главное. А главным, на мой взгляд, является тот опыт, который я приобрела за многие годы в профессии, которую я очень люблю и которая стала смыслом всей моей жизни. Я прошла путь от рядового врача-терапевта до заместителя руководителя хорошей московской больницы. И считаю, что моя профессиональная судьба вполне состоялась.
— Почему вы решили покинуть 13-ю больницу? Вас что-то не устраивало там?
— Нет, меня все устраивало и у меня все было хорошо. Мне повезло с коллективом больницы, где сложились прекрасные деловые и человеческие отношения. У меня всегда было взаимопонимание с врачами, младшим персоналом, я ни разу не повысила ни на кого голос, работала на одном дыхании, меня уважали и ценили как руководителя. Этот были прекрасные годы. Но рано или поздно человек вырастает из того, что достиг, у него появляется желание поднять планку своей ответственности. Поэтому я и послала резюме в Правительство Московской области на замещение должности главврача одной из больниц, мне предложили город Жуковский, и я согласилась. Вот и все.
— Но вы живете в Москве, там выше зарплаты и ездить далеко не надо. Почему решили стать соискателем должности не в Правительстве Москвы?
— Я и туда отправила свое резюме, но так сложилась, что в Подмосковье на него отреагировали быстрее.
— Я не могу не задать вам этот вопрос. Заместитель министра транспорта Московской области Кирилл Карпенко —это ваш сын?
— Да, это мой сын, но он уже не работает в Правительстве Московской области. Говорю вам искренне, он не имеет ни малейшего отношения к моему назначению.
— А где он работает сейчас?
— Не в Подмосковье. Он — государственный служащий. Мой сын — взрослый и уже состоявшийся человек, и мне бы не хотелось обсуждать подробности его профессиональной деятельности. Тем более, что к медицине они не имеют отношения.
— Тогда уж сразу позвольте еще одну бестактность. Ваш второй сын, насколько я знаю, работает врачом-травматологом в 13-й больнице. Он не поменял место работы на Жуковскую ГКБ?
— Нет. Более того, ни у меня, ни у него нет даже таких планов. Мой сын – кандидат медицинских наук, его все устраивает на прежнем месте работы, он востребован и вполне успешен. И вообще мои дети не хотели, чтобы я взваливала на себя такой груз ответственности, как руководство больницей в Жуковском, они слишком жалеют мое здоровье.
— А это действительно вредно для здоровья, я имею ввиду вашу новую должность?
— А как вы думаете? В Жуковской ГКБ была огромная кредиторская задолженность, на фоне 13-й больницы здесь все гораздо проблематичнее: и с оборудованием, и с медикаментами, и с показателями по эффективности работы, и с зарплатой персонала. За полгода мне удалось если не справиться со всем этим, то во всяком случае преодолеть многие негативные вещи. Сегодня я могу уверенно сказать, что мы закрыли задолженность, восстановили взаимодействие с поставщиками, начали ремонт, подняли зарплату медицинскому персоналу, и она теперь не меньше московской.
— Но многие врачи говорят, что это не так. Они врут?
— Я не знаю, кто говорит. Допускаю, что есть и недовольные, но, согласитесь, если вы не называете фамилий, это беспредметный разговор.
— Почему? Предмет был в моем интервью с уволившимся заведующим реанимации Беликовым. По-моему, он довольно ясно изложил причину, которая послужила уходу из реанимации сразу четырех врачей. Они считают, что ваша манера управления коллективом не приемлема для них, не соответствует врачебной этике и вообще небезопасна для врача. Именно поэтому с вашим назначением в больнице начался исход жуковских врачей. Согласитесь, более 25 человек за полгода — это прецедент.
— Не соглашусь. Да, люди уходят, но и приходят. Это обычная ротация кадров, она была всегда, и до меня. Но в результате мы оказались даже в плюсе. Сейчас штат практически укоплектован. Не на 100 процентов, но проблем с кадрами нет. Да, я пригласила некоторых врачей из 13-й больницы, но что в этом плохого? Задача больницы — оказывать качественную медицинскую помощь, и мы это делаем. Что касается Беликова, то я вообще не понимаю, почему он так выступил в вашей газете. Я уговаривала его остаться, но он отказался. Я так поняла, что здесь проблема в профессиональном выгорании (это бывает), во всяком случае мне он своих обид не высказывал. Остальные врачи уходили по личным обстоятельствам, вовсе не связанным с моим стилем руководства. Вот поверьте, я вообще не конфликтный человек, для меня каждый врач, медсестра или санитарка — личность прежде всего. Я никогда не повышаю голос в общении, с большим уважением отношусь к каждому, всегда прислушиваюсь к мнению врачей и у меня всегда с ними было взаимопонимание. А что такое врачебная этика я знаю, и ни разу ее не нарушила.
— Вы считаете, что отчитывать заведующего отделения в присутствии подчиненных — это правильно?
— Я не отчитывала, а разбирала конкретный, на мой взгляд, недопустимый случай. У меня нет секретов от коллектива, и такой порядок записан в наших инструкциях.
— Я так понимаю, введение пропускного режима и «тихий час» для больных —это тоже инструкция?
— Странно, что вы меня об этом спрашиваете. Такой порядок во всех больницах. И он, на мой взгляд, правильный. Больница должна соблюдать меры безопасности. К тому же посетители не всегда понимают, что больным нужен отдых, а отвлекать врачей от работы тоже не всегда уместно. Ко всему прочему, люди приносят еду, которая может нанести вред больному. Такие вещи надо контролировать.
— Я, конечно, не очень поняла, как это связано с «тихим часом», но вы меня удивили. Честно говоря, не знала, что еду от посетителей тоже контролируют теперь. Прямо как в пионерском лагере.
— Это правило, и им нельзя пренебрегать, мы отвечаем за здоровье больного.
— Правильно ли я вас поняла, что все жалобы, письма и недовольства состоянием дел в нашей больнице — это не отражение реальности, а в лучшем случае, непонимание, в худшем — чей-то злой умысел?
— Я не говорю, что проблем вообще нет. Иначе бы я не находилась в больнице с утра до позднего вечера. Но я уверена, что ситуация в Жуковской ГКБ, наоборот, улучшается. Мы стали больше делать операций, приобрели новое оборудование, навели порядок в отчетности, и в любимой вами реанимации тоже теперь порядок. Да, конечно, не всем врачам поначалу нравились мои требования. Но я так привыкла работать, для меня самое главное — всегда соблюдать закон и не жалеть сил для оказания медицинской помощи пациентам. В конце концов большинство коллег поняли, что инструкции и правила взяты не с потолка. И наши отчеты — это наша же безопасность. Я очень довольно коллективом. Поверьте, у меня нет проблем во взаимоотношениях с людьми, потому что я открыта для всех, не коплю обид и не даю поводов сомневаться в своей объективности.
— Вы не допускаете, что можете ошибаться?
— Не ошибается тот, кто ничего не делает. Но когда я слышу от врачей, что «мы, наконец, начали по-настоящему работать, у нас появились перспективы» это вдохновляет.
— Вам не знакомо такое явление, как «умиротворение начальника, который по определению всегда прав»? Вы не допускаете, что люди иногда льстят тем, от кого зависят?
— Знаете, я уважаю право каждого человека иметь другое мнение, а потому часто советуюсь с людьми, беседую с каждым, пытаюсь найти компромисс. Для меня главное — найти адекватное решение, а не просто проявить власть. Может быть, поэтому меня и не надо «умиротворять».
— Вы удивительно уверенная в себе женщина.
— Напротив, я всегда считала, что у меня заниженная самооценка.
— А это правда, что вы ввели такую традицию на общих собраниях: персонал должен приветствовать вас стоя?
— Ну что вы?! Нет никакой традиции. Просто я сама таким образом здороваюсь с людьми, всегда встаю, когда кто-то приходит. Да, некоторые стали вставать, другие считают это необязательным. Иногда я сама говорю всем: сидите-сидите, не надо вставать.
— Если вокруг вас столько мифов, то развейте тогда и еще один из них. Скажите, это правда, что люди, которые вместе с вами пришли в ГКБ, уже получают квартиры в Жуковском. И это даже не врачи, а управленческий персонал?
— Дело в том, что еще два года назад администрация выделила несколько служебный квартир для ГКБ. В одну из них действительно переехала мой заместитель по экспертной работе, которая жила в Москве. Но это не ее квартира, она временно там проживает и встала на очередь в жилищном отделе администрации. Также на очередь встала и мой зам по лечебной работе, но проживает она по-прежнему в Москве. Вот и вся правда.
— Вы хотите сказать, что у них были основания для постановки на учет нуждающихся в улучшении жилищных условий в городе Жуковском?
— Я не могу ответить на этот вопрос. Просто не знаю. Вероятно, были. Это не я решаю, а жилищная комиссия администрации города.
— А вы сами не собираетесь переехать в Жуковский?
— Нет, я не вижу в этом необходимости, и у меня больная мама в Москве.
— Вы водите машину?
— Да. Но на работу и обратно меня возит водитель на служебном автомобиле.
— Часто попадаете в пробки?
— Не часто, я всегда в противофазе: утром — в область, вечером — в Москву.
— На стенах вашего кабинета среди портретов Путина, Медведева и Воробьева много икон и фотографии с представителями РПЦ… Это не отвлекает от работы?
— Напротив, очень помогает, я глубоко верующий человек, каждое воскресенье посещаю церковь. Для меня это важно. Кстати, я тоже хотела вас спросить: я пока мало знакома с жуковским сообществом, но мне уже успели сообщить, что Знаменская —это негатив. Почему?
— Потому что у некоторых людей в голове каша. Они считают, что мир — это не то, что есть, а то, что они хотят видеть. Отсюда, все, что не вписывается в их личностные картины мира, они считают негативом, неправдой и злым умыслом. Это такая защитная реакция от самоанализа, зацикленность на собственных инстинктах. Такие люди были всегда, но сейчас их стало много в органах власти. Они даже не задумываются над тем, что «негатив-позитив» — это необъективная, почти вульгарная, формулировка того, что называется просто информацией. По большей части они, конечно, выражают лишь собственные обиды. Но для меня важно другое — значит информация все-таки дошла. Фаина Георгиевна Раневская, например, не была кладезем позитива, но ее наблюдения за жизнью до сих пор популярны: их цитируют, издают, читают… «Жить надо так, чтобы тебя помнили и сволочи», — говорила она. Есть такое понятие в медицине — «болевой синдром». Так вот мы тоже работаем с болевым синдромом граждан, как реакцией на происходящее. И конечно же, ищем причины боли: они не всегда на поверхности, но это вовсе не означает, что их нет. Вы не поверите, как правило мы их все-таки находим. И в этом суть честной журналистики. Она действительно — негатив для тех, кто, например, фальсифицирует выборы, скрывает правду или выдает придуманное за реальность.
Как-то так…
